Айканаро сжал мою руку, заглянул в глаза — но меня там не было. Я снова прощалась с отцом на пороге нашего скромного дома в Северной Крепости… крепости, не защитившей его от гибели! К холоду прибавилась боль в груди и жжение в глазах, — слезы просились наружу, и лишь отчаянным усилием воли я смогла удержать предательскую влагу. Я не плачу. Никогда. Слезы — слабость. Не хочу быть слабой… Не могу… Зачем я послушала тебя, отец? Почему бросила одного?
— …похитил Сильмариллы! — Сильмариллы?! Комок боли внутри разорвался ослепительно-жгучей яростью — белым клинком, вроде того, которым я рубила чары… этой мрази. Речь Манавидана (утешающая? поучающая? порицающая?) оборвалась на полуслове: Повелитель Арды ненароком поймал мой взгляд. Мне было, чем гордиться, — он испугался меня. Я заметила, как айнура окутала еле заметная светящаяся пелена — магический щит.
— Камни, значит… камни… красивые такие камешки… Что ж, вот теперь я вижу, что вы и впрямь сродни ему. Артанор, Айканаро, мы едем в Форменос! Немедленно! Шевелитесь!
Под ошарашенными взглядами Древних и эльфов мы рванули с горы в Валмар — никто не осмелился задержать нас. Мы торопились так, словно неведомая тварь гналась за нами по пятам, не насытившись одной жертвой. Мы возвращались в покинутый нами город, прорезая неохотно рассасывающуюся мглу, не жалея ни коней, ни себя, а над нами смутными силуэтами кружили орлы — глаза Короля, его верные доносчики.
Я мчалась, оставив далеко позади безуспешно пытающегося нагнать меня Нолофинвэ. Мне не хотелось даже смотреть на него. Отупев от горя, я видела в нем еще одного виновника своей потери, не соображая, что потеря у нас общая. Ненависть теперь давалась мне удивительно легко, — Древние оказались хорошими учителями.
Ветер бил в лицо, не пуская в Форменос, прохладным прикосновением смирял боль. Ветер был милосерднее своего повелителя…
…Он лежал там же, где бросила его вызванная Отступником тварь. При виде меня собравшаяся вокруг погибшего короля толпа расступилась. Брат, ссутулившись, с потускневшими глазами, шел на шаг позади. Откинув с тела чей-то плащ, я почувствовала дурноту… В глазах вновь защипало, в горле застыл комок: ошметки окровавленной, истекающей густой вонючей слизью плоти не могли… нет, это вовсе не мой отец! Это… морок, бред… сон… что угодно, только не он! Я медленно, на ватных ногах опустилась на колени рядом с… этим, запачкав штаны мокрым и липким…
Белое на красном, красное на белом — клочки рубахи, потеки крови, развороченные останки… Рука — отдельно от тела, и рядом с ней — меч в застывшей зеленой жиже… Из горла рвался не крик — хриплый вой раненого зверя, волкодлака Темных Земель, вернувшегося с охоты в разоренное, пропахшее смертью логово. Нолофинвэ опустился на землю рядом — брат, не стесняясь, рыдал — искривив рот и даже не смахивая хлынувшие слезы…
Я плохо помнила, что было дальше… Я приказывала, и мне повиновались — без единого слова, с какой-то исступленной готовностью. И не было разницы между моими братьями и последним мальчишкой.
Огонь погребального костра сливался с огнем факелов на площади Тириона, слова сплетались со словами, выплескиваясь потоком обвинений, требований, каких-то клятв… Я и в самом деле призывала идти в Эндорэ? Найти Отступника и поговорить на языке стали? Безумие гнева прочно завладело мною, спасая от еще более страшной реальности.
Они — да, они слушали меня, — и отблески факелов в сумраке Валинора отражались в сотнях, тысячах глаз гневом и жаждой мести. Они готовы были идти за мной не только в Эндорэ — за приделы Арды. И вслед за моим клинком сотни — в едином порыве взлетели к опоганенному тьмой небу…
Я очнулась… не в Форменосе, не в Тирионе… Разлепив веки, обвела взглядом забранное горным хрусталем окно с золотисто-коричневыми занавесями, цепляющиеся за стены полки со свитками, книгами и просто кипами бумаг, притулившийся в углу стол и стул с высокой резной спинкой. Ну, конечно, моя комната в доме Кователя. Как я попала сюда — хороший вопрос. Вероятнее всего, меня в невменяемом состоянии приволок сам Аллан, после (я зажмурилась, вспоминая кровавый отблеск факелов на стали) зажигательной речи в Тирионе. Вечные Первоосновы, что я наговорила там?
Дверь тихонько скрипнула… На пороге мялись Аллан и Кементари, будто и не в собственном доме, словно они здесь случайные прохожие, а я — хозяйка, и к тому же не самая гостеприимная.
— Так это правда? — Без выражения прошелестела я, упав на подушку. Ну, пожалуйста, прошу вас, умоляю, скажите — нет…
Айнуры подавленно молчали…
…из распрь и потрясений
Все мы вышли к бодрому труду;
Мы куем, справляя срок весенний,
Новой жизни новую руду.
Кто трудился, всяк на праздник прошен!
Путь вперед — роскошен и широк.
Это — зов, что в глубь столетий брошен,
Это — наше право, это — рок!
(Валерий Брюсов)
Уйти в Эндорэ… Тогда, на площади, полностью завладев их умами и сердцами, легко было кричать о мести и требовать похода в Темные Земли. Придя в себя ровно настолько, чтобы соотносить свои поступки с действительностью, я лицом к лицу столкнулась с последствиями своего красноречия. О, да, нолдоры готовились к войне — с нетерпением детей, увлеченных новой игрой. Кузни звенели и полыхали жаром — мечи, доспехи… Взбудораженные моими речами, обитатели Тириона сновали по городу бессонными духами, готовые идти в Среднеземье хоть сейчас. А что — мы самые умные, самые сильные, самые-самые, да еще и несущие печать Света Амана! Молодые головы поражало в первую очередь: город кипел проснувшимся вулканом. Прислушавшись к их горделиво-хвастливой болтовне, я схватилась за голову: каждый третий был уверен, что сможет лично добраться до Врага и с легкостью одолеть сильнейшего из Древних — видимо, силой своей правоты!